Комиссия
От автора:
Этим утром я проснулась и обнаружила в своей голове такую мысль: а если бы существовала комиссия, которая решала бы такой вот вопрос?
Мне кажется, тема не новая, и я почти уверена, что на нее уже кто-нибудь написал.
Но я все равно решила попробовать.
— Добрый день. Как к вам обращаться?
Ева сразу подумала, что врач спросила это каким-то чересчур дежурным тоном, как если бы это был один из пунктов опроса. Спустя мгновение она поняла, что так оно и было...так оно и было — сразу после ее ответа врач пометила что-то в лежащей на ее столе карте осмотра — печатном документе с длинной табличкой на несколько страниц, куда все проверяющие вписывали результаты. Поначалу Ева нашла это странным: ее имя и без того значилось в карте — ведь это была ее собственная карта, в конце концов, — так что у врача не было необходимости спрашивать его и тем более вписывать куда-то. Может, конечно, это был какой-то тест на самоопределение — Ева не знала наверняка; последняя ее комиссия имела место пять лет назад, и с того раза она ничего похожего не помнила — хотя, разумеется, процедура с той поры могла и поменяться.
— Присаживайтесь.
Ева села, стараясь держать себя элегантно и с достоинством, почти как королева на приеме — насколько это в принципе возможно, когда ты в одних трусах и держишь в руках ворох своей одежды. Однако Еве нужно было выглядеть довольной и уверенной в себе, несмотря на всю нелепость ситуации, поэтому она приветливо улыбнулась врачу, всем своим видом демонстрируя готовность к опросу.
— У вас красивая фигура, — сказала врач, скептически ее осматривая. — Работаете над собой?
— Ну, я хожу в зал. Но в основном она у меня сама по себе такая.
— Сидите на диете?
— Нет, что вы.
Врач подняла брови.
— А когда-нибудь пробовали диеты?
— Нет… Я не стремлюсь себя изнурять, если вы об этом, — поспешила добавить Ева. — Я стараюсь правильно питаться. Мне кажется, этого достаточно.
Врач кивнула и снова что-то черкнула в бумагах.
— Детей планируете?
— Да, — с излишней живостью отозвалась было Ева и тут же, поймав на себе взгляд врача, поправилась: — Одного… может, двоих. Но не больше.
— Хорошо, — черкание повторилось. — Я задам еще несколько вопросов. Можете одеться в процессе.
Ева встала, положив одежду на стул, и принялась натягивать брюки.
Врач спрашивала ее про семью, про работу, про отношение к работе, про парня, про друзей, даже про кошку. Многие вопросы были странными; иногда они казались Еве вообще никак не относящимися к теме, однако она старалась отвечать на все максимально заинтересованно и непременно с улыбкой, чем искреннее, тем лучше. Завершающий опрос был крайне важен. Всего пара неудовлетворительных ответов могли попросту обнулить результат ее идеального медицинского осмотра, теста по месту работы, заключения психолога и еще нескольких опросов.
— Спасибо, вы свободны, — наконец сказала врач, протягивая Еве ее карту. — Это сдайте в четвертое окно. Всего вам наилучшего.
Ева бросила взгляд на документ. В самом низу, под табличкой, красовалась приписка «годен» и подпись врача с расшифровкой. Ева улыбнулась, поблагодарила и поспешила удалиться из кабинета.
Домой она возвращалась счастливой — уже по настоящему. Она прошла этот осмотр! Словно бы весь мир лежал у ее ног. Ей хотелось улыбаться всем — и люди на улицах и в метро улыбались ей в ответ.
Лишь когда дверь квартиры закрылась за ее спиной и небольшая черно-белая кошка бросилась ей навстречу, чтобы приветственно потереться о ее ноги, выпрашивая какое-нибудь угощение, нервы Евы сдали.
— Я прошла, киса, — сказала она кошке, роняя сумку прямо на пол.
Ее ноги подкосились, и из глаз непроизвольно хлынули слезы. Опустившись на колени, Ева протянула руки к кошке и, дрожа, стала отчаянно ее наглаживать, прижимая к себе. Не выпуская животное из объятий, она прошла на кухню, не утруждая себя переодеванием в домашнюю одежду, и стала заваривать себе чай. Затем она насыпала кошке корма, но какое-то время все еще не решалась отпустить зверя, лихорадочно поглаживая мягкую шерстку.
— Я прошла, киса, я прошла, — повторяла она, рыдая. Кошка лишь мурлыкала, не пытаясь освободиться и словно бы все понимая.
— Доброе утро.
Ева улыбнулась коллеге, ухоженной солидно выглядящей брюнетке под сорок, чье имя она постоянно забывала, и заняла свое место за рабочим столом. Вчерашняя нервотрепка была, наконец, позади — жизнь снова возвращалось в привычное русло.
— Доброе, — отозвалась женщина, немного устало, как показалось Еве — но она подумала, что слишком счастлива, чтобы обращать на такое внимание.
— Ника еще не пришла? — спросила Ева, изучая свой ежедневник. Обычно Ника приходила раньше всех, а Ева как раз собиралась обсудить с ней совместный поход по магазинам в пятницу. Вчера она так переволновалась, что даже не позвонила подруге — наплакавшись, она так и просидела до самого вечера с кошкой, попивая остывший чай.
Женщина не ответила. Ева подняла на нее взгляд и только теперь заметила, что та утирает глаза краем клетчатого платка.
— Ника не прошла комиссию, — наконец коротко бросила коллега, не глядя на Еву.
«Точно. У нее ведь тоже вчера была комиссия».
Ева почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— Почему? — только и смогла спросить она. Женщина лишь пожала плечами в ответ.
Ева бросилась прочь из кабинета, лихорадочно выискивая в записной книжке телефона имя Ники. Никто не отвечал. Словно бы камень непомерной тяжести свалился ей на плечи — Ева бессильно облокотилась на стену, продолжая названивать.
«Но так же нечестно! Ну давай, возьми трубку! Ты ведь еще можешь мне ответить, да? Ведь у тебя же еще есть пара дней, прежде чем… Ника!»
Она так и не дозвонилась до Ники.
Позже Ева плакала. Так, чтобы никто не видел, конечно, но ей действительно было горько — ведь Ника, можно сказать, была ей подругой. И после того, как она сама прошла комиссию, это казалось вдвойне несправедливым. Зачастую Ева попросту отказывалась верить, что такое возможно, в глубине души надеясь, что это какая-то нелепая, безумная, глупая ошибка, и снова и снова набирала номер Ники... Она недоумевала, с какой частью проверки не справилась Ника, и почему, если у нее были проблемы, она не обратилась к ней, Еве, за помощью.
Однако в конце концов Ева смирилась.
В комиссии по жизнепригодности знают лучше. В имеющихся условиях острого перенаселения планеты только они могут решить, кто действительно имеет право жить. Это право получают лишь те, кто докажет, что жить действительно хочет и может.
И это значит, что Ника не могла или не хотела, раз уж комиссия приняла такое решение.
И Ева смирилась с этим решением.
В конце концов, сама она прошла комиссию. У нее была жизнь — а еще работа, любимая кошка и цели. Может, ей даже разрешат завести ребенка. А то и вообще двоих.
Еве нравилась ее жизнь. Ей хотелось продолжать в том же духе.
Как минимум, еще лет пять. До следующей комиссии.
Ева сразу подумала, что врач спросила это каким-то чересчур дежурным тоном, как если бы это был один из пунктов опроса. Спустя мгновение она поняла, что так оно и было...так оно и было — сразу после ее ответа врач пометила что-то в лежащей на ее столе карте осмотра — печатном документе с длинной табличкой на несколько страниц, куда все проверяющие вписывали результаты. Поначалу Ева нашла это странным: ее имя и без того значилось в карте — ведь это была ее собственная карта, в конце концов, — так что у врача не было необходимости спрашивать его и тем более вписывать куда-то. Может, конечно, это был какой-то тест на самоопределение — Ева не знала наверняка; последняя ее комиссия имела место пять лет назад, и с того раза она ничего похожего не помнила — хотя, разумеется, процедура с той поры могла и поменяться.
— Присаживайтесь.
Ева села, стараясь держать себя элегантно и с достоинством, почти как королева на приеме — насколько это в принципе возможно, когда ты в одних трусах и держишь в руках ворох своей одежды. Однако Еве нужно было выглядеть довольной и уверенной в себе, несмотря на всю нелепость ситуации, поэтому она приветливо улыбнулась врачу, всем своим видом демонстрируя готовность к опросу.
— У вас красивая фигура, — сказала врач, скептически ее осматривая. — Работаете над собой?
— Ну, я хожу в зал. Но в основном она у меня сама по себе такая.
— Сидите на диете?
— Нет, что вы.
Врач подняла брови.
— А когда-нибудь пробовали диеты?
— Нет… Я не стремлюсь себя изнурять, если вы об этом, — поспешила добавить Ева. — Я стараюсь правильно питаться. Мне кажется, этого достаточно.
Врач кивнула и снова что-то черкнула в бумагах.
— Детей планируете?
— Да, — с излишней живостью отозвалась было Ева и тут же, поймав на себе взгляд врача, поправилась: — Одного… может, двоих. Но не больше.
— Хорошо, — черкание повторилось. — Я задам еще несколько вопросов. Можете одеться в процессе.
Ева встала, положив одежду на стул, и принялась натягивать брюки.
Врач спрашивала ее про семью, про работу, про отношение к работе, про парня, про друзей, даже про кошку. Многие вопросы были странными; иногда они казались Еве вообще никак не относящимися к теме, однако она старалась отвечать на все максимально заинтересованно и непременно с улыбкой, чем искреннее, тем лучше. Завершающий опрос был крайне важен. Всего пара неудовлетворительных ответов могли попросту обнулить результат ее идеального медицинского осмотра, теста по месту работы, заключения психолога и еще нескольких опросов.
— Спасибо, вы свободны, — наконец сказала врач, протягивая Еве ее карту. — Это сдайте в четвертое окно. Всего вам наилучшего.
Ева бросила взгляд на документ. В самом низу, под табличкой, красовалась приписка «годен» и подпись врача с расшифровкой. Ева улыбнулась, поблагодарила и поспешила удалиться из кабинета.
Домой она возвращалась счастливой — уже по настоящему. Она прошла этот осмотр! Словно бы весь мир лежал у ее ног. Ей хотелось улыбаться всем — и люди на улицах и в метро улыбались ей в ответ.
Лишь когда дверь квартиры закрылась за ее спиной и небольшая черно-белая кошка бросилась ей навстречу, чтобы приветственно потереться о ее ноги, выпрашивая какое-нибудь угощение, нервы Евы сдали.
— Я прошла, киса, — сказала она кошке, роняя сумку прямо на пол.
Ее ноги подкосились, и из глаз непроизвольно хлынули слезы. Опустившись на колени, Ева протянула руки к кошке и, дрожа, стала отчаянно ее наглаживать, прижимая к себе. Не выпуская животное из объятий, она прошла на кухню, не утруждая себя переодеванием в домашнюю одежду, и стала заваривать себе чай. Затем она насыпала кошке корма, но какое-то время все еще не решалась отпустить зверя, лихорадочно поглаживая мягкую шерстку.
— Я прошла, киса, я прошла, — повторяла она, рыдая. Кошка лишь мурлыкала, не пытаясь освободиться и словно бы все понимая.
— Доброе утро.
Ева улыбнулась коллеге, ухоженной солидно выглядящей брюнетке под сорок, чье имя она постоянно забывала, и заняла свое место за рабочим столом. Вчерашняя нервотрепка была, наконец, позади — жизнь снова возвращалось в привычное русло.
— Доброе, — отозвалась женщина, немного устало, как показалось Еве — но она подумала, что слишком счастлива, чтобы обращать на такое внимание.
— Ника еще не пришла? — спросила Ева, изучая свой ежедневник. Обычно Ника приходила раньше всех, а Ева как раз собиралась обсудить с ней совместный поход по магазинам в пятницу. Вчера она так переволновалась, что даже не позвонила подруге — наплакавшись, она так и просидела до самого вечера с кошкой, попивая остывший чай.
Женщина не ответила. Ева подняла на нее взгляд и только теперь заметила, что та утирает глаза краем клетчатого платка.
— Ника не прошла комиссию, — наконец коротко бросила коллега, не глядя на Еву.
«Точно. У нее ведь тоже вчера была комиссия».
Ева почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— Почему? — только и смогла спросить она. Женщина лишь пожала плечами в ответ.
Ева бросилась прочь из кабинета, лихорадочно выискивая в записной книжке телефона имя Ники. Никто не отвечал. Словно бы камень непомерной тяжести свалился ей на плечи — Ева бессильно облокотилась на стену, продолжая названивать.
«Но так же нечестно! Ну давай, возьми трубку! Ты ведь еще можешь мне ответить, да? Ведь у тебя же еще есть пара дней, прежде чем… Ника!»
Она так и не дозвонилась до Ники.
Позже Ева плакала. Так, чтобы никто не видел, конечно, но ей действительно было горько — ведь Ника, можно сказать, была ей подругой. И после того, как она сама прошла комиссию, это казалось вдвойне несправедливым. Зачастую Ева попросту отказывалась верить, что такое возможно, в глубине души надеясь, что это какая-то нелепая, безумная, глупая ошибка, и снова и снова набирала номер Ники... Она недоумевала, с какой частью проверки не справилась Ника, и почему, если у нее были проблемы, она не обратилась к ней, Еве, за помощью.
Однако в конце концов Ева смирилась.
В комиссии по жизнепригодности знают лучше. В имеющихся условиях острого перенаселения планеты только они могут решить, кто действительно имеет право жить. Это право получают лишь те, кто докажет, что жить действительно хочет и может.
И это значит, что Ника не могла или не хотела, раз уж комиссия приняла такое решение.
И Ева смирилась с этим решением.
В конце концов, сама она прошла комиссию. У нее была жизнь — а еще работа, любимая кошка и цели. Может, ей даже разрешат завести ребенка. А то и вообще двоих.
Еве нравилась ее жизнь. Ей хотелось продолжать в том же духе.
Как минимум, еще лет пять. До следующей комиссии.